ЛАВРЕНТИЙ

(Горка Андрей; 1671, Львов (?) - 10.04.1737, Хлынов), еп. Вятский и Великопермский. Род. в семье казака из мест. Стаек Киевского у. В юные годы переехал в Киев, под влиянием митр. Киевского Варлаама (Ясинского) принял монашеский постриг и поступил в Киево-Могилянскую коллегию, по окончании к-рой служил учителем киевских уч-щ. В годы преподавательской деятельности подружился с архим. Феофаном (Прокоповичем). Современники назвали Л. «братом во вторых Феофана». Дружественные отношения связывали его и с еп. Феофилактом (Лопатинским). Л. составил учебники «Idea artispoeseos» и «Rhetorica». Будучи возведен в сан игумена, в 1713 г. Л. был определен настоятелем киевского Выдубицкого во имя арх. Михаила мужского монастыря. Здесь он усиленно занимался самообразованием, собрал большую б-ку, составлял латино-словен. лексикон, впосл. у него похищенный.

В 1719 (1720?) г. по неизвестной причине Л. «насильно изгнан» из Выдубицкого мон-ря. Деятельный характер и неспокойная натура Л. привели к тому, что у него оказалось множество недоброжелателей, включая наместника Киево-Печерского мон-ря архим. Иоанникия (Сенютовича). 29 апр. 1722 г. Синод по ходатайству гетмана И. И. Скоропадского определил Л. архимандритом Новоиерусалимского в честь Воскресения Христова мужского монастыря. Но он не успел вступить в управление обителью, т. к. был назначен обер-иеромонахом во флот, к-рый под личным командованием имп. Петра I Алексеевича отправлялся в Персию, в «Низовой поход» (Воздвиженский. 1820. С. 241). Возможно, царь предполагал поручить Л. написание истории похода. По преданию, фамилия Горка была дана Л. имп. Петром, к-рый называл его «горой учения». 3 нояб. 1722 г. Л., заболев во время похода, послал прошение об увольнении, и 15 февр. 1723 г. был отпущен в Нов. Иерусалим. В Москве Л. узнал, что вскоре после его отъезда оставшийся в Новоиерусалимском монастыре управитель был взят под арест, а обитель осталась без надзора. Поэтому Л. «ввиду могущей произойти от сего беспорядочности по монастырскому управлению» просил о назначении ему «в подручные» наместником брянского архим. Питирима, на что последовало разрешение. В 1723 г. Л. доносил Синоду, что 27 мая «каменный шатер, что над гробом Господним, обрушился и пал на нижние хоры и оставшиеся стены до земли расселись во многих местах и от того разрушения обители учинилась превеликая печаль». Поскольку мон-рь не мог исправить повреждения своими средствами, Синод передал «дело исправления разрушения» в распоряжение Сената.

8 сент. 1723 г. в С.-Петербурге в присутствии имп. Петра I Л. был хиротонисан во епископа Астраханского и Ставропольского. 9 сент. синодальными вице-президентами архиепископами Феодосием (Яновским) и Феофаном (Прокоповичем) был объявлен именной Высочайший указ, предписывающий, чтобы «новохиротонисуемый в Астрахань епископом Воскресенского монастыря архимандрит Лаврентий в титуле вместо Терка имел Ставрополь, то есть новопостроенную при Каспийском море на реке Астрахани крепость Святого Креста, и именовался епископом Астраханским и Ставропольским». Вскоре Л. исходатайствовал перед Синодом разрешение построить на пожертвования каменные церкви вместо деревянных: в Астрахани - во имя арх. Михаила и в Саратове - в честь иконы Божией Матери «Одигитрия». Но Синод предписал при этом «звания тем церквам, где упоминается во имя Одигитрии или во имя Казанские Богородицы, не употреблять, а именовать те в Богородичные имена строящиеся церкви именами Богородичных праздников, которые в числе двунадесяти содержатся». Л. долго не мог выехать к месту служения: ожидалось коронование супруги имп. Петра I. Торжество состоялось 7 мая 1724 г.; участвовавший в нем Л. получил повеление составить стихиры вмц. Екатерине. 4 июня того же года Синод разрешил Л. выехать в Астрахань. Вскоре Л. просил Синод приписать к Астраханской епархии «за малочисленностью церквей и за неимением вотчин» те храмы Симбирского у., к-рые находились на территории Астраханской губ., а также разрешить строительство церквей в новонаселенных слободах Астраханской епархии и в новопостроенных крепостях.

Лаврентий (Горка), еп. Вятский и Великопермский. Портрет. Сер. XVIII в. (Рязань, Кремль)

Только в сент. 1725 г. Л. прибыл в Астрахань; в марте следующего года писал в Синод: «...часто требуют в православную веру крещения калмыки и татары с женами и детьми возрастные, по 30 и более лет, которые не только не могут изучить молитвы Господней и «Верую во единаго Бога», но и русскаго языка ничего не знают, и ежели их обучать, то они и в целый год изучить не могут, а переводчиков в Астрахани не имеется, кроме безграмотных толмачей. И немало таких калмыков и татар, которые, ради трудности изучения молитвы Господней и Символа веры, отходят восвояси, не сподобившись св. крещения». Л. спрашивал, как поступать в таких случаях. Заботясь о пастве, в 1725 г. он жаловался в Синод, что из Астрахани много священников взято в Дербент, в Зензели, в Гиляк и что воинские командиры еще требуют священников, «несмотря на то, что я не над армиею учрежден». Л. просил, чтобы Синод повелел возвратить взятых уже священников и таковых не требовать, т. к. «в астраханской епархии такая нужда имеется в священниках, что в самой Астрахани 4 церкви пребывают без священников пусты и посылать некого и святиться в священство никто не хощет». В том же году по ходатайству Л. разрешено прибывшим 8 нояб. 1724 г. в Астрахань с царевичем Вахтангом VI груз. архиереям и архимандритам беспрепятственно служить в правосл. церквах, а состоящим при них священникам венчать прибывших по груз. обрядам.

Особое внимание Л. обращал на пресечение деятельности старообрядцев в епархии: «раскольников и еретиков» Артемия Иванова, Дениса Лукьянова, Матвея Николаева отослал в Астраханскую юстицких дел контору. По словам Л., его увещевание подействовало на уклоняющихся: в Астрахани 376 чел. «исполнили христианский долг и противников совсем не стало». В 1725 г. Л. спрашивал Синод, как поступать, когда к священникам являются лютеране и просят - ввиду отсутствия пастора - крестить младенцев или венчать браки.

Губернатором в Астрахани служил А. П. Волынский, с к-рым Л. конфликтовал. В 1726 г. владыка был вызван в С.-Петербург по доносу неск. лиц: якобы он долго не приносил присягу имп. Екатерине I Алексеевне. Благодаря заступничеству архиеп. Феофана (Прокоповича) 22 мая 1727 г. Л. был назначен на Великоустюжскую и Тотемскую кафедру. По прошению Л. Синод дозволил строить храмы без особого указа, ссылаясь на разрешение, данное ему в бытность епископом Астраханским. В 1728, 1729 и 1731 гг. Л. уведомил Синод о построении в епархии 9 церквей. При этом в доношениях он писал: «Расхищения церковных имуществ так велики, что иные церкви стоят по нескольку лет в пусте». В 1728 г. Л. сообщал об обращении к Церкви «по любительному увещанию, без всякого пристрастия» старообрядцев Черевковской вол. Устюжского у., в которой в 1723 г. произошло самосожжение. В 1731 г. Л. ходатайствовал о запрещении в Устюге крестных ходов, совершавшихся не по указам и грамотам, ссылаясь на то, что в городе ежегодно бывает 33 узаконенных крестных хода; поднял вопрос о возрасте вступающих в брак лиц, указывая на существовавший в Устюге обычай обручать и венчать несовершеннолетних.

В марте 1731 г. Л. получил указ Синода прибыть в С.-Петербург «для отдания Ея Императорскому Величеству всенижайшаго по должности поклонения и для епархиальных нужд». 11 мая 1731 г. Л. был переведен в Рязанскую и Муромскую епархию гл. обр. благодаря ходатайству архиеп. Феофана: Рязанская кафедра была одной из самых почетных, и назначались на нее только опытные иерархи. Предшественник Л. еп. Гавриил (Бужинский) неоднократно направлял доношения в Синод о состоянии кафедральных соборов в Рязанском кремле, сообщая о необходимости их ремонта (РГИА. Ф. 796. Оп. 8. Д. 117. Л. 2, 18). Сразу по прибытии Л. на кафедру в соответствии с указом из Коллегии экономии было велено «синодального ж дому дворянину Никифору Рогозину всякую ветхость в соборе и доме архиерейском осмотреть» (ГАРО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 193. Л. 14; РГИА. Ф. 796. Оп. 8. Д. 117. Л. 2, 23). В 1733 г. были «строены у соборной церкви паперти, бутили рвы против олтаря, подводили под олтарем четыре столба, рыли рвы от Спасова монастыря, били сваи», разбирали ветхую паперть и каменные переходы от Предтеченской ц. к собору (Иероним (Алякринский). 1889. С. 128-129).

По указу Синода от 12 нояб. 1731 г. в кафедральном г. Переяславле Рязанском Л. организовал школу для обучения 56 детей духовенства слав. чтению и письму. Для преподавания лат. языка архиерей вызвал из Москвы Якова Потапова. Л. планировал для епархиальной школы построить корпус на архиерейском дворе в Рязанском кремле (ГАРО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 193. Л. 68). Но в 1733 г. учитель Потапов умер в Москве, и, поскольку др. преподавателя не было, «учение опять прекратилось и, к несчастью, надолго» (Агнцев. 1889. С. 15).

26 сент. 1733 г. по указу имп. Анны Иоанновны «за некие его известные продерзости» Л. был переведен в Вятскую епархию, а архиеп. Алексий (Титов) - в г. Переяславль Рязанский с титулом архиепископа Рязанского и Муромского. Эти перемещения привели к вражде архиереев.

В дек. 1733 г. Л. приехал в Хлынов. Сторонник реформ архиеп. Феофана (Прокоповича), владыка был встречен местным духовенством недружелюбно. В управлении епархией Л. проявлял деспотизм в отношении духовенства, находя при этом опору у своих земляков в Синоде. Недруги называли его «поляком», «иконоборцем» и даже «еретиком» (Гомаюнов. 2005. С. 7). Но историк Вятской епархии XIX в. считал, что Л. «имел превосходные дарования душевные и телесные, ученостию славный муж, нравом прост, совестен, благочестив, нелицеприятен, только чрезмерно горяч и вспыльчив, но ненадолго» (Платон (Любарский). 1868).

Одним из первых начинаний Л. стало устройство духовной школы. Первую попытку создать «епаршую» славяно-рус. школу предпринял еще еп. Алексий (Титов). Но Л. решил создать полноценную славяно-греко-лат. школу, опираясь на опыт малороссийской системы образования. В февр. 1734 г. Л. сделал все необходимые распоряжения для открытия школы (Гомаюнов. 2005. С. 6-9). Он сам, зная доходы духовенства, назначал сумму т. н. семинарского сбора; в то же время активно производил набор детей для записи в школу, что вызывало негативное отношение к архиерею. «Вси единодушно на мое зло настроены и развращены,- жаловался он в 1734 г. в Синод,- вси не слушают; иные бегают, другие укрываются и неисповедимые пакости мне творят. Хотел я и учения славяно-латинския в епархии Вятской заводить и учителей из Киева двух человек мирских вызвал, но за таким гонением и противностям ждать добраго невозможно» (Знаменский. 2001. С. 162). В стремлении создать полноценную славяно-греко-лат. школу Л. пытался восполнить нехватку учительских кадров в Хлынове. В 1735 г. через клирика московского Благовещенского собора свящ. Иакова Буявинского он сумел пригласить из Киево-Могилянской академии студентов М. Финицкого и В. Лещинского как будущих преподавателей.

Л. приказал предоставить на «смотр» всех детей священно- и церковнослужителей в возрасте от 7 лет для определения в школу. А «если не хотят», то «указано имать в школу неволею» (Верещагин. 1881. С. 581). Для «сыску школьников» были отправлены по благочиниям нарочные «разсыльщики и пристава» Духовного приказа, к-рым благочинные оказывали «всякое вспомоществование, сыскивая всякими сыски» укрывающихся от школы. А в случае сопротивления было приказано «вязать их» и, «заковывая в колодки», отправлять партиями в архиерейский дом за «надлежащим караулом» (Он же. 1868). В итоге в 1735 г. в Хлынове была открыта славяно-греко-латинская школа. Было набрано 400 учеников в возрасте от 7 до 20 лет. Школьников разделили на 2 группы. Те, кто уже умели читать и писать, определены были в латинскую школу, а неграмотные - в славяно-российскую.

Проблема для Л. состояла в содержании школы, к-рая располагалась при архиерейском доме в 2-этажном деревянном здании и в 3 избах. Помещения были малопригодны для обучения: старые печи не давали тепла, не хватало свечей (Гомаюнов. 2005. С. 6-9). «Духовным регламентом» 1721 г. было установлено взимание 1/20 доли монастырского хлеба на содержание архиерейской школы. В то же время настоятели мон-рей производили излишние и незаконные сборы с крестьян, бесконтрольно распоряжались монастырскими доходами. В результате между Л. и архимандритом Трифонова вятского в честь Успения Пресв. Богородицы монастыря Александром произошел конфликт. Но настоятель, будучи весьма влиятельным пастырем среди вятского духовенства, приблизил к себе служителей, притесняемых архиереем. В келье архимандрита начались совещания с секретарем Духовного приказа Протасовым, к-рого Л. обвинял в различных злоупотреблениях, канцеляристом Т. Сысоевым, отрешенным от порученных ему сборов, и монастырским стряпчим Соловьёвым - главным участником незаконных монастырских сборов (Кустова. 2012. С. 239). 1 мая 1734 г. в архиерейских покоях произошло «жаркое столкновение» между Л. и архим. Александром, после чего настоятель выбежал на улицу и «бросился» в монастырскую коляску. 2 мая насельники доложили архиерею, что архим. Александр «тайным обычаем» вместе с 9 служителями без ведома братии, «не поручив никому монастырского и церковного правления», уехал из обители, «а по справке в монастыре жалованных грамот и переписных книг не явилось». Выяснилось, что при побеге архимандрит взял с собой еще и лошадей, коляску и лодку с гребцами. В нач. июня он появился в Москве на Рязанском Троицком архиерейском подворье, где в то время находился его защитник еп. Алексий (Титов) (Верещагин. 1902. С. 164). В Москве о. Александр подал в Московскую контору Синода жалобу, в к-рой писал о «несносных нападках» на него епископа, вплоть до рукоприкладства. Настоятель просил вывести мон-рь из епархиального ведомства и «подчинить в команду Свят. Синода» (Кустова. 2012. С. 240). 10 июня архим. Александр предоставил в Московскую контору подробный список «обид и налогов», причиненных Л. (Верещагин. 1902. С. 168). Дело было отправлено на рассмотрение в С.-Петербург.

После внезапного отъезда архим. Александра Л. взял объяснения с монастырской братии, к-рая писала: «...мы же о его архимандричьем побегу не знаем и не ведаем, и ему в том не согласовали и не вспомоществовали». Полагаясь на покровительство архиеп. Феофана (Прокоповича), Л. составил доношение в Синод, в к-ром обвинял архимандрита в побеге из монастыря, в «хищении подлинных жалованных грамот», пьянстве (Там же. С. 171), а также в финансовых махинациях с церковным имуществом (РГИА. Ф. 796. Оп. 15. Д. 268). По приказу Синода архим. Александр был арестован и помещен в чулан под охрану солдат. Во время допроса 3 окт. он не признал себя виновным в указанных епископом проступках. Архимандрит сознался только в том, что взимал с крестьян деньги за драгунских лошадей вопреки указу, поскольку в монастырских вотчинах «для отдачи было годных только 5 лошадей»; собранные средства он собирался зачесть крестьянам в счет оброка (Кустова. 2012. С. 242). На Л. продолжали поступать донесения в Синод. В жалобе подьячего Сысоева, в частности, говорилось, что Л. «в церквах и в олтарех своими руками и тростью освященный чин многих бьет и за волосы дерет», в архиерейском доме готовят пищу из «нечистых птиц галок» и проч. (Там же. С. 243). Многие из этих донесений остались без ответа. 7 сент. 1736 г. Синод предписал Л. произвести следствие о незаконных монастырских сборах, предоставить точные сведения о денежных и хлебных доходах Успенского мон-ря, сообщить о местонахождении имущества келаря Авраамия. В том же указе сообщалось о казни архим. Александра через «отсечение главы».

Финансовые проблемы содержания школы и др. начинаний Л. усугублялись ярко выраженным противодействием как учеников, так и их родителей. Как писали в донесениях в Синод учителя школы, они «говорят, что де сие учение не на пользу нам есть, паче же и противное Церкви, понеже де мы латыни гнушаемся, а они [учители латинской школы] своими учением с латынами в сообщение нас хотят привести, о чем соборяне и прочие попы градские намерены просить вашего святейшества о отмене онаго учения» (Верещагин. 1894). Многие из учеников сбегали из школы, а родители или родственники укрывали их. 27 нояб. 1735 г. Л. распорядился: если «священно-церковнослужительские дети имеющиеся в доме его преосвященства из греко-латинской школы побегут и в домы отцов своих приидут, их тотчас имая за караул стегать жестоко и высылать в дом его преосвященства, так как и беглых рекрут скованых в колодках за караулом при доношении своем с отцами их в самой скорости. А ежели отцы их тех детей своих бежавших и учительства школы станут в домы к себе принимать, или в домех свойственнику или чужих будут держать, и за то оных отцов их отлучать от священнодействия, а церковных причетников и просвирниц сторожей и их мест и доходу никакого им не давать, а детей их ко томуже скованных в колодках не отложно присылать» (Вятский епарх. архив. Ф. 10. Оп. 1. Д. 124. Л. 3-3 об.).

В 1736 г. школа была разделена на 2 отд-ния: нижнее и верхнее. Инспектором «нижней школы» стал Лещинский, профессором «верхней школы» грамматики и синтаксисмы - Финицкий. Через некоторое время Л. вызвал ученого иером. Иоакима (Богомедлевского), отбывавшего ссылку в Чердынском во имя ап. Иоанна Богослова монастыре, и поручил ему преподавание поэзии и риторики. В качестве учителей в «нижней школе» служили способные учащиеся «верхней школы».

Л. почти ежедневно посещал школу, пожертвовал множество личных книг, положив начало школьной б-ке. К 1737 г. в ней числилось 355 книг. Организовал закупку в Москве книг по лат. и греч. языкам, 3-язычных словарей, сочинений античных авторов. После кончины Л. большая часть книг по резолюции Кабинета Ее Величества от 28 сент. 1737 г. передана в Славяно-греко-латинскую академию в Москве (к 2015 нек-рые книги находились в фондах РГБ). 42 книги остались в Хлыновской архиерейской школе. Архиерейская б-ка содержала книги Гомера, Горация, Вергилия, Сенеки, Марциала, Цицерона, Петрония, Т. Кампанеллы, Данте, Г. Гроция, 2 книги с автографами свт. Петра (Могилы), «Медико-химический арсенал» - фармакологический справочник с пометами и переводами Л., «Прения разная о Разине, бунтовщике Российском». К 2015 г. только 5 книг из его собрания хранились в Кировской областной научной б-ке им. А. И. Герцена.

В 1736 г. более 100 чел. напали на архиерейский дом. Владыка доносил об этом правительству: «С дубинами, с палками и кирпичьем нападали и школы разоряли, и в дом архиерейской в избу кирпичьем бросали, и в ворота необычно ломились, что те ворота были от них досками подперты». Вскоре участников нападения казнили. Но школа фактически прекратила существование. В июне 1737 г. Синод указал, чтобы в Хлынове «содержать школы, как было при жизни преосв. Лаврентия, во всем неотменно» (Сергеев В. Д. «...Который первый здесь науки насадил…» // Кировская обл. науч. б-ка им. Герцена. Собр. ркп. С. 320). Из ведомости об учащихся в вятской школе, присланной в Синод при доношении от 2 марта 1738 г., видно, что в то время училось еще 120 чел., хотя уже сбежало 310 учеников и 26 уволилось. Недовольство начинаниями Л. было настолько сильно, что немногочисленные его сторонники даже опасались за свою жизнь. Финицкий пытался бежать, но был схвачен в Котельниче и взят под стражу.

В 1733 г. Л. на прошение вятских обывателей «о хождении со оными чудотворными образами до вышепоказанных мест словесно объявил, что де он без указу из Святейшаго Правительствующего Синода с чудотворными образы в хождение отпускать имеет опасение» (ГА Кировской обл. Ф. 300. Оп. 1. Д. 2. Л. 72). Опасение епископа было продиктовано указом Синода от 21 февр. 1722 г. о запрещении ходить с образами в дома прихожан. Букв. смысл указа заключался в запрете приносить икону в частный дом по просьбе прихожанина, но в широком смысле слова его трактовали как запрет выноса иконы за церковные стены. Кроме ежегодного хождения с Великорецкой иконой свт. Николая к месту ее обретения на берегу р. Великой к самым почитаемым на Вятской земле относился крестный ход с чудотворной иконой Нерукотворного образа Спасителя и др. Все они подпадали под действие указа 1722 г. Епископ не решился или не счел нужным от своего имени закрепить действие этого указа в Вятской епархии, но все же устно объявил о невозможности отпускать чудотворные иконы в традиц. хождение. В апр. 1737 г. градский староста Илья Хохряков и посадский обыватель Михаил Злыгостев со товарищи написали доношение в Вятскую провинциальную канцелярию: «...еже ли прежде сего с вышеозначенными иконами в вышепоказанныя места ходы бывали, то и исполнение чинить по силе состоявшагося в 1730-м году Ея Императорского величества именного указу неотменно» (Там же).

В дек. 1735 г. Л. издал указ, направленный против обычая некоторыми священниками приобщать младенцев, а иногда и взрослых агиасмой (богоявленской водой) вместо Тела и Крови Христовых. «Ибо кое подобие ни кое хотя бы малейшее равенство агиасме то есть богоявленской воде либо в навечерие либо в самый праздник Богоявления еже едино есть с навечерием освещаемой. То вода святая богоявленская, а то Кровь Владычня есть истиное Тело Спасителя нашего Христа Бога Истиннаго» (Вятский епарх. архив. Ф. 10. Оп. 1. Д. 124. Л. 3 об.). Однако большинство духовенства пренебрегало архиерейскими указаниями.

26 марта 1736 г. у Л. случился паралич, от к-рого он и умер. Его кончину связывают с тяжелыми потрясениями при известиях о разгроме школы в Вятке и о смерти архиеп. Феофана. Погребение состоялось только 11 июня в обветшавшем Троицком кафедральном соборе г. Хлынова. Гробницу епископа устроили в летней части храма вместе с надгробиями Вятских архиереев: архиеп. Ионы и еп. Дионисия. В 1759 г. Троицкий кафедральный собор был разобран. Гробница Л. вновь была обустроена в новом соборе в 1760 г. с сохранением прежней надгробной плиты (собор разрушен в 1935). На ней имелась стихотворная надпись, характеризовавшая Л. как «муз любителя и богослова» (Знаменский. 2001. С. 163). Эти строки, по-видимому, принадлежат Финицкому, написавшему по смерти архиерея неск. двустиший. В духовном завещании Л. особое внимание уделял киевским монастырям. Он также позаботился о призреваемых им питомцах: 2 «калмычатах» и 6 устюжских подкидышах.

Финицкому принадлежат несохранившиеся интерлюдии, в которых, по словам проф. Н. И. Петрова, «пробивался южнорусский народный комизм». Кроме составления курсов риторики и пиитики Л. сочинил трагикомедию «Иосиф патриарх...» (напечатана в кн. «Русские драматические произведения 1672-1725 гг.». Т. 2). Сопоставление «Иосифа патриарха…» и «Владимира» архиеп. Феофана (Прокоповича) обнаруживает близкое текстуальное, композиционное и ритмическое сходство, что дало основание нек-рым исследователям упрекать Л. в подражательности. Но кроме прямого заимствования в пьесе Л. есть и самостоятельно поставленные проблемы, оригинальные образы. При общности доминанты сюжетов «Венца Димитрию», «Владимира», «Иосифа патриарха…», когда герой подвергается испытаниям, характер этих испытаний и их художественное исполнение существенно отличают вышеназванные пьесы друг от друга (Буранок. 2013. С. 142). В ряду аналогичных произведений школьной драматургии XVIII в. пьеса Л. выделяется «особенной поэтичностью» и своеобразным драматизмом (Бронников, Лузянина, Поздеев. 1995).